СЛОВАРЬ
Смутное время. Этим именем в русской истории обозначается начало XVII века - эпоха, обнимающая последние годы царствования Бориса Годунова (1601-1605 гг.), кратковременные царствования Фёдора Борисовича (1605 г.), Лжедмитрия (1606-1606 гг.), Василия Шуйского (1606-1610 гг.), трёхлетнее междуцарствие (1610-1613 гг.) и завершающаяся избранием на престол Михаила Фёдоровича Романова (21 февраля 1613 года), - хотя первые годы этого нового царствования (1613-1619 гг.) также до известной степени могут быть отнесены к Смутному времени.
Повод к смутам был подан загадочной смертью царевича Дмитрия в Угличе (15 мая 1591 года), бросившей тень подозрения на Бориса Годунова. Убийство царевича (см. Дмитрий Иоаннович) привело к прекращению старой царской династии после кончины бездетного царя Фёдора Иоанновича (7 января 1598 года). Это событие повлекло за собой небывалые до той поры политические факты в жизни Московского государства. Впервые пришлось выбирать царя на престол всей землёй. Земский собор через это получает новое, ранее не принадлежавшее ему значение.
Одновременно возвышается власть патриарха, приобретая церковно-государственный характер. Патриарх Иов руководит собором в роли своего рода временного правителя и оказывает явное давление на выборных земских людей в пользу избрания Бориса Годунова. Но положение избранного царя не могло быть прочным ввиду того, что избрание состоялось не без принуждения и лжи, хотя и носило характер всенародного и добровольного. С другой стороны, затаённая зависть и ненависть к выскочке Годунову знатных боярских родов Рюриковой крови, потомков бывших князей, старые счёты и вражда между ними и Борисом, не забытые ни той, ни другой стороной, - всё это вынуждало царя быть настороже и в сильной степени оправдывало его подозрительность. Отсюда - доносы, опалы, ссылки. Усиливавшееся озлобление нашло себе поддержку против Бориса в настроении самой народной массы, когда разразились физические бедствия: неслыханный по своим размерам голод, вслед за ним страшный мор и, как результат общего обнищания и одичания, - дерзкие разбои (1601 - 1604 годов). Эти события можно рассматривать как прелюдию к наступающей "разрухе" всего государственного склада.
Смута разыгрывается вполне, когда в народе возникают сперва неясные, затем всё более настойчивые слухи о чудесном спасении законного наследника престола, царевича Дмитрия, о его предстоящем появлении и о каре Божией, готовой разразиться над цареубийцей и похитителем престола.
Что московские бояре заодно с польско-литовскими панами играли дьявольскую, хотя и закулисную роль в появлении самозванца, - это Борис высказал своим боярам лично. Это же подтверждается записками поляка Жолкевского. Сюда присоединилась ещё иезуитская интрига, надеявшаяся сделать Лжедимитрия I своим орудием в деле проведения в Москве церковной унии. Быстрые успехи самозванца в 1604 году, ускоренные неожиданной кончиной Бориса (13 апреля 1605 года), открыли мнимому Дмитрию путь на престол. Но как польская и папская политика, так и московские бояре ошиблись в своих видах на этого человека, и боярский заговор во имя православия и народности лишил Лжедмитрия и трона, и жизни.
Василий Шуйский, в качестве главы заговора, овладел престолом, "никем от вельмож пререкован, ни от прочего народа умолён", но только "малыми некими от царских палат излюблен". Положение такого царя, к тому же старого, бездетного и непопулярного, должно было быть ещё менее прочным, чем положение Бориса. Сам Шуйский, чувствуя эту непрочность, сделал было попытку утвердить свой престол, опершись на Земский собор и подняв значение последнего: он хотел целовать крест всей земли на том, чтобы ему "ничего ни делать, никакого дурна" без собора. Бояре отговорили его от этого намерения на том основании, что в Московском государстве "того не повелось", но сами, воспользовавшись его затруднительным положением, ввели неслыханную новизну в московское государственное право ограничением верховной царской власти исключительно в интересах высшего боярства. Шуйский обязался: не судя истинным судом с "бояры своими" (т.е. с боярской думой) никого смерти не предавать; вотчин дворов и имения у братьев, жены и детей преступника не отнимать, если они не виноваты; доносов ложных не слушать, но исследовать всякое дело как можно обстоятельнее, а ложных доносчиков казнить, смотря по вине, какую возвели на другого.
На сцену выступили политические интересы и идеалы высшего, правящего слоя. Дальнейшие события привели бояр к близкому знакомству с политическим строем Речи Посполитой, и заветной мечтой некоторых из них стало достичь политического значения польских "сенаторей" или "панов радных". Идея избирательной монархии проникла в умы тогдашнего московского общества. Послы царя Василия Шуйского в Польше высказывали, что даже если бы появился настоящий царевич Дмитрий, ему силой нельзя быть на государстве, если его "не похотят".
Начав с ограждения своей свободы, боярство, ставшее на почву договорных отношений с государём, пошло дальше в своих политических притязаниях, но при этом должно было считаться с идеей земского представительства, всё более приобретавшей силу в тех условиях.
Поэтому сторонники Шуйского пытались, вопреки действительности, изобразить его возведение на престол актом всенародного избрания, чтобы придать ему характер законности. Когда в 1609 году, во время осады Москвы тушинцами, Сунбулов и его товарищи подняли мятеж и требовали низложения Шуйского, как неправильно возведённого на царство, мятежникам возражали, что этого сделать нельзя без больших бояр и всенародного собрания. Сам Василий заявил, что готов подчиниться только приговору больших бояр и всех чинов людей, следовательно, признавал торжественно за Земским собором (без которого обошёлся при вступлении на престол) право не только избрания, но и низложения с престола. Таким образом, вслед за боярскими интересами и идеалами, выступают на сцену другие общественные классы с более широкими демократическими тенденциями.
Масса народа была сбита с толку непривычными явлениями и не знала, кому и чему верить. Верить ли смерти и подложности человека, называвшегося Дмитрием, в чём старалось уверить правительство, или упорным слухам о том, что Дмитрий вторично спасся от врагов и должен вновь сесть на своё царство? При таком колебании умов смута делалась неизбежной. И рядом с главным зачинщиком первого восстания против Шуйского, воеводой князем Шаховским, - бывший холоп, крестьянин Иван Болотников, и представители городового дворянства - Ляпунов, Сунбулов, Пашков.
Под знамёнами этих вождей собираются толпы посадских людей и стрельцов, беглых холопов, крестьян, казаков, восточных инородцев. Первая смута, едва не покончившая в самом начале с царствованием Шуйского, была подавлена, благодаря социальной розни в лагере мятежников. Дворяне Ляпунов, Сунбулов и пр. отпали от союзников и предпочли служить царю Василию, чем связывать своё дело с опасным торжеством разнузданной черни и казачества.
Но те же пёстрые мятежные толпы, с которыми удалось справиться в 1606-1607 годах, не замедлили вновь сгруппироваться при появлении Лжедмитрия II, подкреплённого польско-литовскими шайками Рожинского, Лисовского, Сапеги и др. В 1608 - 1610 годах под боком у Москвы возникла другая столица - Тушино, со своим особым царём, двором, войском, управлением, притягивая к себе население своим демократическим характером.
Двадцать два города присягнули мнимому Дмитрию. Владимир, Суздаль, Переяславль - Залесский, Ростов, Ярославль были в руках тушинцев. Но покушение на святыню Троице-Сергиевской лавры, крайние неистовства "воровских людей" в захваченных ими областях, грабежи и насилия, особенно же надругательства над религией со стороны чужеземцев и иноверцев, вообще хозяйничанье польско-литовских шаек на Руси, - всё это оттолкнуло мирное население от Тушинского "царика", возбудило оскорблённое национальное и религиозное сознание и заставило сплотиться против "воров". Отдельные города, ещё не занятые тушинцами, начинают пересылаться между собой грамотами, вступать в соглашения. При ослаблении правительственного центра, отдельные области государства, предоставленные самим себе, начинают действовать на свой страх, воскрешая на время традиции прежней удельной самостоятельности и вечевой свободы, однако, не теряя чувства солидарности и поддерживая идею единого Московского государства.
Обстоятельства помогли Шуйскому и во второй раз. В Москве его хотя и не любили, но пока терпели, опасаясь променять на самозванца. Против Тушина обнаружилось движение в народе. Союз со Швецией, купленный ценой территориальных уступок, и военные успехи Скопина и Делагарди подготовили распадение Тушинского лагеря.
Окончательный удар последнему был нанесён самим королём Сигизмундом III, объявившем Москве войну за союз с его непримиримым врагом - Карлом IX шведским. Сигизмунд осадил Смоленск 21 сентября 1609 года. Тушинские поляки заволновались, а бегство самозванца в Калугу довершили разложение мятежного стана. Русские тушинцы, не последовавшие за вором в его новое убежище, отдались под покровительство Сигизмунда и отправили к королю под Смоленск своих уполномоченных, между которыми главную роль играли: Михаил Глебович Салтыков, представитель второстепенного московского дворянства, дьяк Грамотин и посадский мужик Фёдор Андронов. 31 января 1610 года эти послы были представлены королю и 4 февраля заключили с ним и его панами договор о занятии московского престола королевичем Владиславом на условиях ограничения верховной власти не только боярской думой, но и Земским собором.
По тексту этого договора, представляющего собой дальнейшее развитие договора между Шуйским и высшим боярством, обеспечивается неприкосновенность православной веры и прав всего народа и отдельных сословий, прежде всего служилого и духовного. Верховная власть ограничивается Земским собором и боярской думой.
Земский собор, согласно старым обычаям, созывается для решения дел чрезвычайных, имеет значение учредительное; перемена законов, изменение судного обычая или исправление Судебника зависит от бояр и всей земли; о том, что не предусмотрено в условиях договора, делают предложение государю духовенство, бояре и всех чинов люди, а государь решает предложенные вопросы со всем освященным собором, боярами и всей землёй, по обычаю Московского государства.
Дума имеет власть законодательную; с её согласия государь решает вопросы о налогах, о жалованье служилым людям, поместьях и вотчинах и без согласия думы не вводит новых податей и вообще никаких перемен в налогах. Думе принадлежит и высшая судебная власть: без следствия и суда с "бояры всеми" государю никого не карать, чести не лишать, в ссылку не ссылать, великих чинов без вины не понижать, а "меньших людей возвышать по заслугам"; дела о бездетных наследствах также решать по совету и приговору думы;
братья и семьи подвергшихся казни, не наказываются за их вину и не лишаются имущества, если не участвовали в преступлении; каждому из народа московского вольно выезжать для науки в другие христианские государства.
Договор несомненно вводил новизну в московский государственный строй, придавая решениям думы и собора обязательное значение взамен совещательного, хотя и прежде в Москве текущие государственные дела решались по приговору думы, а для экстренных созывались соборы.
В конце того же 1610 года, по свержении Шуйского, сведённого с престола такой же случайной толпой заговорщиков, как и посадившая его на престол, договор 4 февраля был принят московскими боярами-правителями, которые только выкинули из него статьи о праве ездить за границу для науки и о повышении меньших людей, прибавив, со своей стороны, условие: "московских княжеских и боярских родов приезжими иноземцами в отечестве не теснить и не понижать".
Положение низшей массы по обеим редакциям договора оставлено без перемены: крестьянский переход от одного землевладельца к другому запрещается, холопы остаются в прежней зависимости.
Мысль об избрании на русский престол польского королевича, под условием православия, не была нова для московских бояр. По свидетельству Жолкевского, ещё при жизни Лжедмитрия I его посол в Польше тайно вёл переговоры с "панами радными" по этому предмету. Тем более бояре поторопились в 1610 году с провозглашением Владислава, когда, с одной стороны шёл на Москву победитель войска Шуйского при Клушине, Жолкевский, с другой, - в селе Коломенском вновь стоял со своими шайками казацкий царь, бывший Тушинский или Калужский вор, а московская чернь волновалась, склоняясь отчасти к самозванцу. В случае торжества последнего бояре боялись социальной революции, боялись быть перерезанными чернью и казаками и потому спешили призвать на помощь польского гетмана и даже ввели его гарнизон в Москву, тем самым связывая свою судьбу с делом Владислава.
В междуцарствие положение боярской думы, как временного правительства, без государя, было исключительное. Трудно сказать, действовала ли дума на основании договора 4 февраля 1610 года. Во всяком случае, действия её не могли быть самостоятельными, ввиду присутствия поляков в Москве. Когда бояре в 1611 году отослали московским послам, бывшим при короле Сигизмунде, приказ положиться на волю королевскую, но без подписи патриарха Гермогена, не согласившегося скрепить этот акт, послы отказались исполнить приказ, говоря, что их послали не одни бояре, а и патриарх, и все люди Московского государства; "теперь же мы стали безгосударны, и патриарх у нас человек начальный", без которого о таком великом деле "советовать непригоже". Так патриотическое поведение Гермогена возвысило авторитет патриаршей власти за счет правителей-бояр. Жалкая роль орудия в руках поляков, которую играли бояре, и замыслы короля, грозившие опасностью православию и народной самостоятельности, поддержка этих замыслов со стороны изменников - Салтыкова и Андронова вызвали патриотическое движение, руководимое Ляпуновым. Но Ляпунов не смог освободить Москвы и пал жертвой интриги от рук своих буйных союзников.
Опасность для всего общественного строя со стороны казачества, опасность от иностранцев заставили сплотиться более устойчивые элементы общества. Нижегородское ополчение в 1612 году (см. Минин, Пожарский) положило конец польскому господству в Москве, а Земский собор 1613 года прекратил и междуцарствие всенародным избранием Михаила Фёдоровича. Царствование Михаила Фёдоровича было эпохой усиленной деятельности не боярской думы, а Земского собора. На его содействие юный царь опирался в своём трудном положении. Собор при нём решал дела даже финансового характера, например, о введении новых налогов, хотя и временных, на содержание войска. Городовое дворянство и низший слой народа в Смутное время не выработали определённой политической программы, подобно высшему и среднему московскому боярству, но образ действий царя Михаила более соответствовал их идеалам, чем олигархическим тенденциям высшего правящего слоя. Расшатанная государственная машина постепенно пришла в свою норму, и царь Алексей смог уже снова вернуться к самодержавию: Земские соборы при нём созываются реже, и земство к концу XVII века поглощается государством.
На следующую страницу 
 На предыдущую страницу
|
